Пока король находился в Иктерне, в Парме кипела бурная деятельность. Она была связана не столько со строительством дворца, сколько с заданиями его величества. Канцлер уру Лоарн предпринимал многочисленные усилия, направленные на отлов бродяг и организацию дорожного строительства. Казначей Ксарр пытался проводить в жизнь денежную реформу, предложенную королем. И вот с последней возникли проблемы.

– Мы не можем заменять одни золотые монеты на ассигнации, – говорил он канцлеру. – Это не будет правильным. Золотых монет в обиходе мало, а остальных – много. Пройдет немало времени, прежде чем золото осядет в нашем хранилище. А ведь его величеству нужны деньги именно сейчас.

– Но так рекомендовал король, – возразил Лоарн, встревоженно взирая на собеседника.

Они сидели в его кабинете. Лоарн, верный друг Ронела Ферена и старый вояка, не сразу сумел привыкнуть к мысли, что можно идти против прямых распоряжений короля. Но, с другой стороны, он понимал, что фразы казначея не лишены смысла.

По сути, именно из-за этих качеств Михаил сделал его канцлером. Когда король впервые увидел Лоарна, то сразу же сказал себе, что именно так должен выглядеть классический бюрократ его прежнего мира. Уру обладал суровым узким лицом с выступающим вперед подбородком и мрачным взглядом. Он был придирчив и внимателен к мелочам. Король предположил, что такой человек будет скрупулезно следовать инструкциям, и оказался прав. Канцлер был идеальным исполнителем.

– Да. Предлагаю написать его величеству, что нужны некоторые изменения в планах. Необходим выпуск ассигнаций, равных серебряным монетам. Скажем, одной и пяти. Кроме того, введем в обиход серебряную монету полного веса, равную десяти обычным. После этого можем смело изымать все остальное серебро.

– Как изымать? – удивился Лоарн. – Его величество ничего не говорил о принудительном изъятии.

– Не совсем принудительном – просто монеты будут оседать в хранилище. Постепенно их станет мало. В обиходе сохранится лишь полновесное серебро, которым очень тяжело рассчитываться. Поэтому люди быстро перейдут на ассигнации более мелкого достоинства. И то же самое сделаем с золотом: будет существовать лишь полновесная монета, равная десяти обычным.

– Но кто будет выпускать «серебряные» ассигнации? Кто их нарисует в таком количестве? И наконец, кто поставит отпечаток своей ти? Мы ведь решили, что будем использовать лишь королевскую ти.

– С королевской тиничего не получится, – вздохнул Ксарр. – Разве что только на «золотых» ассигнациях. Нам придется привлекать других ишибов. Из личной охраны короля или еще откуда-то. Его величество должен сам принять такое решение. А насчет рисования он упомянул о том, что можно использовать какое-то клише. Я примерно представляю себе, что это такое.

Рестент не смог поднять заговор против короля Меррета, несмотря на все усилия. Эльфы были недовольны своим правителем, но не настолько, чтобы открыто выступить против него. К тому же большая часть дееспособного войска отправилась в Раниг. Остальные, лишенные нормального араина, влачили жалкое существование. Им недоставало решительности во всех вопросах. Именно поэтому прямой приказ Меррета не был исполнен – мятежный Рестент остался на свободе. Даже его араин не был конфискован. Старейшие эльфы предпочитали долгие обсуждения реальным поступкам. Это позволило Рестенту сколотить отряд, ядром которого стали преданные ему эльфы, столь неудачно атаковавшие имис.

Мятежник метался между представителями старейшей знати и своими родственниками, уговаривая, убеждая и грозя всевозможными последствиями. Все было напрасно: большая часть эльфов осталась глуха к нему. Королевские наместники ограничились лишь тем, что отправили гонца к Меррету, причем избрали для этой цели члена совершенно нейтрального клана. Их решения не подчинялись никакой логике.

Рестент потратил время впустую, если не считать сотни ишибов, которую ему удалось собрать под своими знаменами и лозунгами. Этого было недостаточно ни для чего. Поэтому когда Меррет вернулся во главе сильного отряда, состоящего не только из эльфов, но и из людских ишибов, включая одного великого, мятежник бежал. Возможно, это был самый логичный поступок из всех предпринятых им за последнее время.

Покинув пределы королевства, Рестент с отрядом крадучись двигались вдоль границы Томола с Ранигом, а затем и Кманта с Ранигом. Однако тайна передвижения не мешала ему собирать информацию о происходящем.

Эльфам было очень больно скрываться от людских глаз в тех местах, которые когда-то безраздельно принадлежали им. В их головах царила сумятица: посланники Меррета утверждали, что эльфов ждет возрождение, но король не скрывал и того, что возможно появление большого количества полукровок. И даже более того: существовала высокая вероятность воцарения полукровки в случае рождения детей у Нермана и Анелии.

Если эльфы относились к своему королю как к жалкому неудачнику, то к принцессе отношение было иным. Кто-то резко не одобрял ее действий, кто-то восхищался ими, но Анелия никого не оставляла равнодушным. Рестент, в свою очередь, принадлежал к числу ее поклонников. Он несколько раз даже пытался ухаживать за нею после смерти своей жены, но неизменно получал отказы. Впрочем, это нисколько не охладило его пыла, хотя эльф отчетливо сознавал, что шансов у него нет: таких претендентов, как он, – пруд пруди.

Теперь же ситуация изменилась. Он стал заговорщиком, возглавил мятеж – и это давало большие возможности для маневра. Зная Анелию как человеконенавистницу, Рестент ни в коей мере не допускал, что она может быть всерьез увлечена Нерманом. Скорее всего, здесь дело лишь в политическом расчете: принцессе хотелось стать королевой Ранига, чтобы облегчить жизнь своим соплеменникам. Эльф очень хотел поговорить с нею начистоту, сильно надеясь на то, что Анелия будет откровенна с ним. В конце концов, кто рядом с принцессой, спрашивал он себя. Человек Нерман? Слабак Меррет? Она ведь сильная личность и наверняка тяготится подобным обществом. Другое дело – он. Эльф из знатного рода, который рискнул поднять мятеж, показав свою силу и волю. Разве это не то, что нужно эльфийской принцессе? У него с ней одна кровь и одни и те же цели. Конечно, Рестент понимал, что сейчас Анелия не сможет открыто поддержать его, но потом, когда получит корону и возможность наследовать Нерману… о, потом открываются широкие перспективы. Если принцесса хочет сохранить свой народ, то у нее есть только один путь: союз с ним, Рестентом. Сначала тайный, а потом, после устранения всех помех, явный. И у эльфов появится реальный шанс опять вступить на путь благоденствия.

Размышляя подобным образом, Рестент достиг небольших прибрежных лесов и оказался совсем недалеко от Иктерна.

Глава 24

Нападение

– Красивые женщины не дорожат теми, кто любит их, а умные – теми, кто не любит их.

Из речи одного из великих ишибов прошлого, осуждающего жестокость императрицы Уларата в отношении ее врагов

Здоровье Анелии уже не вызывало никаких опасений. Король сдержал слово: через две недели после операции лицо было полностью восстановлено. Хотя сама принцесса еще долго не могла поверить в случившееся. Она пристально рассматривала себя в зеркало, пытаясь найти изъяны, связанные с ожогами. Изъянов не было: красота вновь стала безупречной.

Но принцесса была очень недовольна собой. Она понимала, что ее действия не позволили выполнить задание короля и наладить производство кораблей в Иктерне. В результате всем занимался вернувшийся из Парма Нерман, а Анелия тратила свое время лишь на работу с тилица.

До этого ей еще никто не давал серьезных поручений: большую часть своей жизни она делала что хотела. Поэтому ее огорчение было велико. Принцесса убеждала себя, что обязательно бы справилась со всеми сложностями, если бы не досадное происшествие. В тот день она даже собиралась просить короля вновь передать бразды правления Иктерном в ее руки, но загадочное письмо помешало этим планам.